Однажды осенью в нашу больницу приходит мужчина в грязной спецовке и нерешительно мнётся у порога приёмной.
— Ну чего вы стоите там, заходите, не стесняйтесь! – кричит ему медсестра.
— Да я это... не местный, — опускает голову пациент. – Но мне надо.
— Заходи, коли надо, — подбадривает его дежурный хирург Валерий Павлович.
Посетитель подходит к врачу, оставляя на линолеуме грязные следы, и нерешительно протягивает руку, замотанную какой-то окровавленной тряпкой.
— Вот, я тут немного поранился.
Врач разматывает тряпку и видит солидный укус. Ладонь в двух местах насквозь.
— Однако. Ну что ж, бывает. Сейчас сделаем.
— Так я же не местный.
— Ну не оставлять же тебя помирать в коридоре. Да и потока пациентов пока нет. Рассказывай.
Оказалось посетитель – рабочий с ближайшей стройки. Приехал месяц назад на заработки из Молдавии. Живёт недалеко от стройки, в вагончике вместе с такими же бедолагами из ближнего зарубежья. А недели две назад прибилась к стройке собачонка-дворняжка. Обычная псина, худая и облезлая. Рабочие собаку пожалели, стали подкармливать. Дворняжка быстро привыкла к людям, перестала шарахаться в сторону, встречала рабочих заливистым лаем. В общем, идиллия единения человека и природы.
— А несколько дней назад иду я мимо, — рассказывает рабочий. — Смотрю – Мотька наша ковыляет. Я наклонился, чтобы её по голове погладить. А она вдруг без всякого предупреждения меня зубами. Да так сильно. И убежала.
Хирург осматривает «нехорошие» раны, которые уже начали гноиться.
— Так чего же вы сразу не обращались?
— Так я не местный, говорю же вам, – плачущим голосом говорит рабочий. – У меня ни страховки нет, ни денег.
— Уже первую помощь мы бы вам оказали.
— Да я думал – может оно само пройдёт, — вздыхает молдаванин. – А оно не проходит. Я вот уже и кирпич не могу в руку взять. Потому и пришёл.
Пациента отвели в перевязочную, обработали раны, наложили повязку.
— Вот что, уважаемый, — говорит Валерий Павлович. – Вы эту собаку поймайте и доставьте вот по этому адресу в санстанцию.
— А зачем? – удивляется строитель.
— Резкая смена поведения, укус человека, который кормил, могут быть признаками бешенства. Поэтому приводите собаку в санстанцию на обследование.
— Так там, наверное, денег попросят, — мнётся строитель.
— Ничего не попросят, — категорично говорит хирург. — Они там сами не заинтересованы, чтобы на их территории бешеная собака бегала.
— Да я и не знаю, куда она убежала, — мямлит молдаванин.
— Так, — хмурится врач. – Где ваша стройка?
— Да в двух шагах, через дорогу.
Врач поворачивается к санитарам, играющим в карты.
— Коллеги, возьмите у завхоза какой-нибудь мешок, верёвку и помогите товарищу поймать вероятный источник особо опасного заболевания. Вам всё равно больше делать нечего. Все плановые операции на сегодня закончены.
Мы с Виталиком нехотя поднимаемся. Тянуться неизвестно куда по грязи, на какую-то стройку, ловить какую-то собаку, потом тащить её в санстанцию нам откровенно влом. Но с начальством не поспоришь.
Молдаванин смотрит на нас с недоверием, глаза испуганные, того и гляди сбежит. Виталик аккуратно берёт его под локоток. Он кроме нашей хирургии ещё и в психиатрии подрабатывает. Знает, как с людьми обращаться.
Тянемся на стройку. Завхоз СанСаныч выделяет для наших нужд какой-то пыльный дырявый мешок, ещё и ворчит, чтобы вернули потом.
Объект недалеко. Ныряем под шлагбаум, заляпанный целыми кусками засохшей глины, и шлёпаем по жидкой грязи. Мимо с рёвом, обдавая нас липкими ошмётками, проносятся какие-то тяжёлые грузовики, рычит экскаватор, сверху поблёскивает электросварка. Жизнь кипит.
— Ну, дядя, где твоя Мотька? – спрашивает Виталик.
— Да вечно тут крутится. Сейчас найдём. Слушайте, ребята, а что с ней будет?
— Да ничего особенного, — равнодушно пожимает плечами Виталик. – Отрубят голову, мозг под микроскоп, а там какие-то тельца будут искать. Если найдут – будут тебе в живот уколы делать.
Рабочий внезапно останавливается, как вкопанный.
— Как это голову отрубят? Живой собаке?
— Зачем живой. Усыпят перед этим. Но вообще-то я не знаю, — говорит Виталик. – Я в этом деле мало разбираюсь.
— Но она же только раз меня куснула.
— Слушай, мужик, — злится Виталик. – Ты думаешь нам в удовольствие с тобой под дождём тягаться? Бешенство – смертельная болезнь. Если упустить – то хана тебе, сто процентов.
Молдаванин грустно опускает голову.
— Может оно как-нибудь само?
— Ничего не само! Ищи свою Каштанку!
Полчаса ползаем в опасной близости от башенного крана и экскаваторов. Наконец в каком-то углу на заботливо подстеленной картонке обнаруживается чёрная собака, которая смотрит на нас доверчиво и сопит, высунув наружу длиннющий язык.
— Она? – уточняет Виталик.
— Она, — кивает строитель. И вдруг лицо его озаряет неожиданная улыбка. – Слушайте, ребята, не надо её ловить.
— Почему это?
— Смотрите какое у неё пузо. Как я сразу не заметил. И соски сильно видны. Щенки у нашей Мотьки будут, вот она и рассердилась на меня, когда я гладить полез.
— Дядя, ты не сочиняй.
— Вот что, граждане медики. Собаку я вам не отдам. Какая она бешеная? Посмотрите – глаза блестят, сидит спокойно. Я там у себя, в Молдавии видел пару раз бешеных лис. Так они совсем не такие. Идите обратно в больницу, а доктору скажите, что не нашли, мол.
— Товарищ, ты в своём уме? Помрёшь же.
— Не помру, — твёрдо заявляет рабочий. – Может оно как-нибудь само.
Вернулись мы в больницу и доложили Валерию Павловичу. Тот сначала слегка поругался, а потом позвонил в санстанцию. Через пару часов на стройку нагрянула комиссия санитарных врачей, а с ней собаколовы с мешками и верёвками. Но к тому времени Мотьки и след простыл. А рабочие смотрели на врачей с идиотски-честными лицами.
— Какая собака? Не было никакой собаки. А Михалыч на кабель напоролся.
Долго им рассказывали про смертельную опасность бешенства, про то, что собака может покусать не только Михалыча. Но рабочие только кивали и улыбались. Короче плюнули и ушли. Но Михалыча с собой забрали. Вкатали ему необходимое количество уколов, между прочим, абсолютно бесплатно, и отпустили.
А через несколько месяцев иду я на дежурство мимо забора стройки, а там у самого шлагбаума Мотька сидит. И в снегу возле неё копошатся три тёмных комочка. Рядом с ними Михалыч с какой-то миской. Улыбается, довольный, что-то собаке рассказывает. Увидел меня, узнал, руку пожал и широким жестом на собак показывает.
— Спасибо вам, что так обо мне беспокоились. И тебе спасибо, и доктору передай, чтобы не обижался. Но не могу я вот так запросто живое существо, да ещё и с пузом, в расход пустить. Сам понимаешь. А всё хорошо обернулось. Никакое оказалось не бешенство. Я же говорил – всё само собой образовалось.
— Повезло тебе, Михалыч. Мог и концы отдать.
— Ага, — ухмыляется строитель.
Попрощались, и пошёл я дальше. А в больнице ещё пару месяцев поговорка ходила. Если встречался какой-нибудь тяжёлый случай с криками, беготней и паникой, то Валерий Павлович пожимал плечами и флегматично говорил: «Может оно как-нибудь само».
Источник: © Павел Гушинец (Доктор Лобанов)
