Жил в нашем дворе Жорик – задира и хулиган, старше нас лет на 5-6. Мы были обычными пацанами, в меру драчунами, в меру сорванцами. Жорик же был тем, о ком обычно говорят «по нему тюрьма плачет». Отца у него не было, а мать не могла справиться с великовозрастным дитятей. Я по малолетству не понимал, насколько глубоко Жорик увяз в криминальном болоте. Но часто видел его в компании отпетых урок. Пару раз он нам, малолеткам, показывал пистолет. Не знаю уж, настоящий или нет.
Обворовали они с дружками как-то ларек. Денег не нашли, вынесли сигареты, водку, жвачки. На этой мелочи и попались. Возраст у Жорика был уже призывной и решили не ломать ему жизнь тюрьмой, а отправить в армию. Там отцы-командиры быстро ему мозги вправят.
И тут тетя Нина, его мама, повела себя странно. Заголосила так, что у нас уши заложило.
— Не надо в армию, убьют его там. Лучше в тюрьму пусть заберут – целее будет!!!
Еле успокоили ее. Стали расспрашивать, откуда такая ненависть к армии. Оказалось, что когда Жорику было два года, он тяжело заболел. Как врачи не бились, угасал прямо на глазах. Посоветовали ей обратиться к одной бабке. Бабка что-то там пошептала, свечи пожгла, яйцом покатала, да и вылечила Жорика.
Но предупредила, что он все равно погибнет на войне. На дворе середина 60-х, какая война? Мир во всем мире. Но бабка настаивала: будет война, Жорик будет военным и погибнет на ней.
Еле успокоили тетю Нину. Но она все равно твердила, как заведенная: «Лучше пусть посадят его, целее будет». Забрали нашего Жорика в армию, во дворе стало потише, только тетя Нина, как тень бродит, да бормочет что-то.
Вернулся он через два года, загорелый, с двумя орденами на груди и без ноги. Афганистан. Тетю Нину к тому времени схоронили, не выдержала душа.
После школы я поехал поступать в институт, затем армия. Тем временем наш дом снесли, жильцов расселили. С Жориком меня жизнь столкнула через много лет. Это были лихие 90-е, преступность, нищета, разгул демократии.
По делам своей фирмы я поехал в родной город. Нужно было везти крупную сумму налички и мне посоветовали серьезного человека, который поможет с охраной. Серьезным человеком оказался… Жорик. Вернее, Георгий Павлович. Директор охранного агентства. Шикарный офис, секретарша, дорогая машина – все, как положено.
С делами разобрались быстро. Жорик оказался профессионалом и, действительно, очень серьезным человеком.
А потом он достал коньяк, секретарша накрыла столик и мы ударились в воспоминания. Напомнил я ему про пророчество старухи – ошиблась она, получается. Жорик помрачнел и качнул головой.
— Нет. Не ошиблась старуха, но радости мне от этого нет никакой.
В Афгане я часто вспоминал рассказы матери о том пророчестве. Чего греха таить, боялся я смерти. За спины не прятался, но и на рожон не лез. Был командиром отделения, солдат берег.
Однажды мы должны были сопровождать колонну. Тогда это и случилось. Попали в засаду. Духи грамотно все сделали, зажали нас в ущелье, подожгли первый бэтээр и последний. Закупорили нас и как в тире стали расстреливать. Ад кромешный.
Рядом Сашка, дружок мой, вдруг дернулся и затих. Переворачиваю его, а у него во лбу дырка. Заорал я что-то, встал в полный рост и давай из АКМ поливать все вокруг. Дальше как в замедленном кино: мне под ноги упала граната и все остановилось. Помню, что подумал тогда: «Вот и все, права старуха оказалась». Граната медленно вращается, вокруг пули, как шершни жужжат. Как сквозь вату все слышно.
И тут случилось невероятное: Сашка приподнялся и кинулся на гранату. С пулей во лбу, понимаешь? Накрыл ее собой, ахнул взрыв, меня в сторону отбросило. Тогда я ногу и потерял.
Как это могло произойти, до сих пор не понимаю. Он же мертвый был. Взгляд стеклянный. Пульса нет. Да что уж там, спас меня, дружок мой армейский.
Поклялись мы с ним как-то еще в Союзе – оставшийся в живых будет содержать семью погибшего. Вот я сейчас и работаю только для того, чтобы Сашкины родители ни в чем не нуждались. Старенькие они уже.
